Леонид Михелев
поэтические произведения, проза
романсы и песни о любви

Главная | Девушка-одуванчик (фантастическая поэма) | Белое платье

Белое платье

1. Белое платье

На зелёном холме, что над лесом стоял одиноко,
Марк увидел сегодня не девушку – дивное диво!
Стих из дальнего детства он вспомнил невольно красивый,
потому что под солнцем, сиявшем над миром высоко,
золотистые волосы, словно цветок одуванчик,
развевал ветерок, прилетевший из ближнего леса,
старомодное белое платье развеял повеса
и вокруг стройных ног облепил, как простой сарафанчик.
И уверен был Марк, этим видом натешившись милым,
что она из далёкого прошлого переселилась.

Он ошибся. Она не из прошлого здесь появилась,
а из времени, что в нашем мире ещё не настало…
Марк забрался на холм и подумал: «Мужчине пристало
разговор завязать осторожно, раз так приключилось».
Трубку туго набил, раскурил, прикрывая ладонью.
Подняв голову, видит она уж к нему повернулась.
С любопытством глядит на него, а потом улыбнулась.
Марк направился к ней, на траву наступая легонько.
Близость неба он чувствовал ныне гораздо острее,
ветерком наслаждался, осенним, что радостно веял.

Думал он, что такие прогулки ему бы почаще
хорошо совершать до холма по осеннему лесу,
что теперь там внизу, далеко за туманной завесой,
по осенними красками тронутой лиственной чаще.
А за лесом и круглое озеро видно отсюда,
И мостки там для ловли нехитрой, серебряной рыбки.
Там, на месте, что выбрано было давно без ошибки,
скромный домик его, удалённый от шумного люда.
Две недели всего отдыхать ему здесь оставалось,
Летний отпуск в глуши одиноко теперь коротал он.

Дело в том, что жена – присяжной заседатель у Марка,
и её неожиданно вызвали в суд. Так уж вышло.
Марк и рыбу ловил, и читал детектив про убийство.
Был их отпуск совместный нарушен. Как это ни жалко.
За три дня жизнь такая ему надоела смертельно.
Он пошёл побродить по осеннему чистому лесу.
Так и вышел к холму, миновав желтых листьев завесу,
Поднялся на него и застыл, поражённый предельно.
Всё исчезло вокруг: холм, и лес средь долины чудесный.
Голубые глаза у неё, словно отсвет небесный!

Силуэт её стройный на фоне бескрайнего неба
неожиданным был, красотой привлекал, как картина.
А на нежном лице от пастельных тонов до кармина
удивительно краски звучали, исполнены негой.
Марк желанье с трудом подавил: так хотелось погладить
по щеке, той, что ветер сейчас приласкал, пролетая.
Он почувствовал, что-то в груди его медленно тает.
Даже кончики пальцев дрожат, с чем не может он сладить.
«Мне ведь сорок четыре,– подумал,– довольно я старый.
Ей-то двадцать, не больше. Что грешную душу смущает»?

«Вы любуетесь видом?– спросил Марк у девушки громко.
«Да! О, да!– отвечала она на вопрос восторженно.–
Посмотрите туда! Эта осень под небом бездонным!
Эти дали рукою природы прописаны тонко»!
В ту же сторону Марк посмотрел: «Это просто чудесно»!
У подножья холма лес разлёгся медведем в долине.
И сентябрьские краски ему разлохматили спину.
Деревеньку он стиснул любовно в объятиях тесных.
Силуэт Коув-сити вдали в дымке призрачной таял,
фантастический вид за грядою холмов обретая.

«Вы из города тоже?– спросил он её. «Да, пожалуй,–
отвечала она, улыбнувшись.– Но из Коув-сити,
что здесь будет поздней. До него пролетят, уж простите,
над планетою нашей родной два столетия с малым».
По улыбке её, понял Марк: говорит без надежды,
что поверит он ей, что ответы его убеждают.
«Притворюсь-ка,– подумал,– что верю и всё принимаю.
Подыграю. Ей будет приятно – красавице нежной»!
Улыбнулся: «Из города, значит, сюда вы попали
что за пару столетий развитья потомки создали!

Полагаю, что город наш скромный значительно вырос»?
«Да, конечно,– сказала она,– Мы находимся в части
Коув-сити – гиганта. Вся местность теперь в его власти.
Он доходит до этого места. Уж так получилось.
Вон кленовая роща По ней-то проходит прямая
наша улица тысяча сорок седьмая.
Вон акации. Видите? Место отлично я знаю:
площадь там, а на ней магазин. Покупай, что желаешь!
Там сейчас продают модельеров ведущих творенья.
Платье, то, что на мне, я купила всем на удивленье

рано утром сегодня. Оно простовато, но очень,
очень нравится мне. Ведь, не правда ль, оно так красиво»?
Что тут скажешь? На ней ведь любое косое, как диво,
хоть при солнечном свете, хоть в призрачном сумраке ночи»!
Материал его праздничный словно из пены и снега.
Что не делают ныне для дам фабриканты текстиля!
Синтезируют лихо чудесные ткани любые…
и, каких небылиц не придумают ради потехи
эти юные, милые девушки. Слово за словом…
«Вы наверное прибыли к нам на машине особой»?–

«Их машинами времени люди у нас называют.
Папа мой изобрёл и собрал нам такую машину».
Марк смотрел на неё. Говорит с удивительной миной!
Покраснела б чуток! Ей ничто сочинять не мешает!
«Вы частенько бываете здесь»? «Да, бываю здесь часто.
Я часами люблю здесь стоять над бескрайним простором.
Иногда облака над лесами восходят, как горы.
Здесь в пространстве и времени так всё приятно и ясно!
Я здесь видела кролика позавчера, а оленя
повидала вчера, вас – сегодня, в такое же время».

«Как же это – вчера?– Марк спросил у неё с удивленьем,–
если вы всякий раз в то же время сюда возвращались»?
«А, понятно! Но дело-то в том, чтобы мы оказались
в том же месте и времени, нужно нам по возвращенью
переставить на сутки назад время новой поездки.
Ведь течение времени действует и на машину.
Только я никогда так не делаю, место покинув.
Больше в разные дни я люблю здесь бывать»! «Довод веский!
«А ваш папа, скажите, бывал ли когда-нибудь с вами»?
«Папа болен,– сказала она,– и загружен делами.

Он бы очень хотел посетить это чудное место…
Ну, а я, возвращаясь, всегда все свои впечатленья,
обо всём, что видала, о самых приятных мгновеньях
всё ему передам, расскажу и подробно, и честно.
Он, как будто бы сам тут бывает,– поспешно сказала.
И такое желание было во взгляде – услышать
подтверждение слов, что тревогой скрываемой дышат…
Марк был тронут, взволнован, а сердце его трепетало.
«Разумеется, – молвил,– Надеюсь, поможет ему медицина.–
А затем невпопад,– Как чудесна такая машина»!

«Да,– кивнула она с видом гордым и очень серьёзным,–
щедрый дар людям, любящим горы, леса, всю природу.
В наше время такой красоты не осталось народу,
а такие холмы и леса в наши дни только в прошлом»!
Марк с печальной улыбкой сказал: «Их не так уж и много
в нашем веке двадцатом. Такой уголочек – находка!
Есть и озеро, есть и рыбалка и крепкая лодка,
но сегодня сюда навсегда проложил я дорогу»!
«Вы живёте здесь, неподалёку, наверное, где-то»?–
улыбнувшись спросила она, ожидая ответа.

«Домик мой расположен за лесом, в трёх милях отсюда.
Вроде в отпуске я, но на деле всё как-то неважно.
Дело в том, что жена у меня заседатель присяжный.
И её в эти дни отозвали. Один я покуда.
А зовут меня Марк. Марк Рандольф на холме перед вами».
«А я Джулия Данверс, – сказала она и смутилась.
Имя шло ей. Как белое платье, в котором явилась,
как и синее небо, и ветер сентябрьский над нами.
Видно в той деревушке живёт она, что среди леса...
Если хочется девушке Джулии для интереса

выдавать себя за человека из дальних столетий,
пусть себе выдаёт на здоровье, её это дело!
Только чувства, в которых себе признаётся несмело
адвокат Марк Рандольф, он конкретно и точно отметил:
это нежность, что сердце сжимает при взгляде случайном
на прелестное личико Джузлии в солнечном свете,
это счастье быть рядом с красавицей этой на свете
и влюблённость, что рвётся из сердца на волю отчаянно.
«Чем вы заняты?– Марк с интересом спросил,– Или школа»?
Я на курсах учусь секретарских и выучусь вскоре!

Тотчас ногу она выставляет вперёд, пируэтик:
«Секретаршей хорошею стать я давно уж мечтаю.
Как чудесно работать с большим человеком я знаю.
Секретарь и помощник его, а подчас и советник!
Вы хотели бы, мистер Рандольф, чтобы я после курсов
секретаршею вашей была»? Марк ответил смущённо:
«О таком лишь возможно мечтать в нашем мире бездонном!
Но такой секретарь в нашей фирме вполне в моём вкусе!
Первый мой секретарь поступил ко мне перед войною.
Вот тогда познакомился я со своею женою.

И зачем говорю я об этом случайной знакомой?–
думал Марк. И тот час же вопрос получает обычный:
«Ну и как, секретарь этот первый работал прилично»?
«Да, на месте своём секретарском трудилась законно,–
Марк ответил,– Да, жаль, мне пришлось потерять её вскоре.
Потерял, потому что в неё через годик влюбился.
Был потере такой очень рад, ведь на ней и женился.
С той далёкой поры делим вместе мы радость и горе».
«Да, потерей такое, пожалуй назвать трудновато.
Мне приятно узнать, что с женой повезло вам когда-то!

А теперь, мистер Рандольф, пора мне домой возвращаться.
Папа к вечеру ждёт, не хочу я его беспокоить.
Расскажу, что видала, и ужин мне нужно готовить».
«Вы придёте опять? Так хотелось бы вновь пообщаться!–
Марк спросил у неё. «Да, наверное буду. Обычно
я к полудню сюда прибываю, – она отвечала.-
Мистер Рандолф, бегу, до свиданья, до завтра,– сказала.
«До свидания, Джулия! Завтра встречать буду лично»!
Он смотрел, как легко вниз по склону сбежала девчонка
и подумал: «Я в жизни не видел прелестней ребёнка!

Быть таким любознательным и жизнерадостным вместе
так прекрасно»! Марк очень ценил эти свойства живые,
потому что он сам был лишён их. В года молодые
он серьёзным был юношей. Марк ведь с большим интересом
в юридической школе усердно учил все предметы.
Ну, а практику, пусть небольшую, он в двадцать четыре
вёл успешно. И более важного не было в мире.
Лишь, когда он женился на Анне – полгода просвета.
И во время войны зарабатывать деньги стремленье
неуместным казалось. Оно вызывало презренье.

Но гражданская жизнь изменила его устремленья.
Содержать нужно было жену и сынишку родного.
И работать он стал плодотворно, напористо, много,
оставляя лишь месяц на отдых свой и развлеченья.
Две недели он с Анной и Джефом бывал на курортах.
А потом две недели с женою жил в домике славном.
Здесь, у озера, отдых, общенье с женой были главным.
И рыбалка, и теннис в соседней деревне на кортах.
Ну, а в этом году в одиночестве жить приходилось.
В одиночестве ли? Сердце Марка тревожно забилось..

Марк шёл медленно. К озеру он лишь под вечер добрался.
Дом поодаль стоял от воды среди сосен высоких.
От него шла тропинка к мосткам средь зелёной осоки
Позади был просёлок к шоссе. Во дворе дожидался
чёрный автомобиль, всем известной в Америке марки.
Он в любую минуту до сити домчать может Марка.

Приготовил он ужин нехитрый и съел его в кухне.
А в гостиной любимую книгу достал с книжной полки:
поэтический сборник, зачитанный после помолвки.
Стих открыл «На холме в летний полдень». Улёгся уютно,
прочитал его трижды. А пред глазами вставала
эта милая девушка. Солнце её осветило,
ветерок её платьем играл с нежной ласковой силой
и подолом, как белым снежком, ноги ей обвевал он.
В горле словно комок… Сердце Марка забилось неровно.
Вышел он на крыльцо. Трубку туго наполнил любовно.

Закурил и заставил себя думать только об Анне.
Он лицо её вспомнил – её подбородок упрямый,
тёплый взгляд её глаз голубых, нежных, ласковых самых.
И при взгляде в глаза у него возникало желанье
распознать, что за страх в них таится едва различимый.
Он его замечал иногда на прогулках, на людях.
Это страх и не страх, а опаска узнать, что там будет,
очень странный, почти неприметный и непостижимый.
Он улыбку её вспоминал. Уж милей не бывает!
И волос шевелюру, что личико так украшает.

Если думал о ней, Марк женою своей восхищался.
Ведь она оставалась совсем молодою, как прежде.
Как когда-то, когда подошла к нему с робкой надеждой.
Как тогда, когда первым в любви ей навеки признался.
Невозможно понять, как спустя двадцать лет, с нетерпеньем
предвкушает он встречу с другой, пусть красивой, девицей,
у которой фантазий полна голова, и она ему в дочки годится
Впрочем… это не так. Да, не так. Просто было мгновенье,
краткий миг, когда не устоял, потерял равновесье.
Но теперь снова твёрд, вновь на землю сошёл с поднебесья.

Поступь Марка тверда. В голове здравый смысл воцарился.
Выбил трубку и в дом он вошёл. В спальне быстро разделся.
Всюду свет погасил и в постели уютно согрелся.
Лишь глаза он закрыл, холм под солнцем пред ним появился.
«Я здесь видела кролика позавчера, а оленя
повидала вчера, вас – сегодня, в такое же время».

 

Вверх